мальчик шёл по тротуару, а потом его не стало

Почему, за что люди работают и почему они безрадостны

13 дней беспробудной работы. С восьми утра до восьми-десяти вечера. Выходные дни без отдыха. Угрюмость, раздражительность; как робот ставал поутру, даже не чувствуя недосыпа, почти совсем не пишу. И даже до того задавило, что уже не переживаю, что не пишу. Я не скажу, что переживаю за работу, но она сама, её ежедневный приход, её наряды, досады, задержки, отсутствие материалов, человеческая хитрованность отъедают у меня по чуть-чуть очень много. Есин сказал, что все писатели в России были состоятельными, могли не работать: Пушкин, Гоголь, Толстой. Достоевскому не так повезло. Я как о параллельном недостижимом и даже не желаемом – до того достучали мне по нутру – думаю о возможности жить, не тратя труды и дни на материальную бессмыслицу. Мне всё здесь претит в Магнитке. Никто бы из друзей меня не узнал: так я хмур и неприветлив. Я выжимаю из себя нормальный тон и человечность – они как автоматчики сами выходят из меня, но – очень туго и безрадостно. Человечность – как долг, а не как мироощущение. Всё моё мироощущение забито как сосуды ног Хлебникова плазмоидами – он умер от заражения крови. А можно от заражения души погибнуть? Лишь наработанные радости, лишь прежнее выручает, лишь то, что прежде я знал, что яблоня пахнет, что вишнёвые цветики нежны – лишь это заставляет мой зомбоорганизм подойти и понюхать. Но радость закрыта от меня. Её нет в моих действиях и ощущениях. И я не скажу, что моё напряжение идёт от моего радения за работу, но просто иначе – я вообще не уеду из Магнитки. Лишь ежедневное самоубийство поможет избежать замедленной смерти на южном Урале. Я чувствую, что и сам загнал себя в ловушечку, что сам взял неверный курс ощущений и отношений к работе, но я слишком отличен ото всего мной делаемого. От этого – мои душевные тектонические тяготы. Я вынужден ежесекундно предавать себя настоящего: я по-другому хочу и могу строить отношения с людьми: я бы со многими избегал общения: как в ЛитИнституте или в ЛитСтудии – там, где каждый сидит по доброй воле и, скажем, начинают к тебе лезть с разговорами, хотят совместную вещь написать, а ты разворачиваешься – и не делаешь ничего по чужому желанию, если чувствуешь, что от человека исходит мелочное творчество, нечто не ошеломляющее. В этом – главный дар художнику: независимость в ежедневном проведении жизни. Но за оторванность и своеволие человек рассчитывается неполучением материальных денег. (Как бабушка, совсем одуревшая от своего магазина и хлебного прилавка, сказала тут внуку: мальчик залез в сдутый ржавый автобус на пустыре и играл в него, туда же запрыгнула по ступеньке распушистая кошка и влезла в радиатор, смотрела оттуда. Мальчик говорит: - ба, кошка в мотор залезла. А ба говорит: - она хочет зайцем ехать. Зайди в салон и скажи: платите все деньги.)

ГЛАВНАЯ ИДЕЯ: лишь воля художника может стать противовесом на рынке реальности. Лишь его воля в себя, вера к истине может ежедневно сглаживать стресс от малополучения материальных благ. А тут подумываешь о какой-нибудь не столь увесистой работе – чтобы не застила всё человеческое небо. И тут же смотришь: а может ты и недостойный: такой слабый, что двухмесячное голодание в Магнитке так подкашивает весь твой прежний пафос? И вот ГЛАВНАЯ ИДЕЯ: людей пускают на завод, нанимают в фирмы, дают некую внешнюю задачу, подкармливают как бройлеров денюжками, чуть-чуть поглаживают иногда, проходя – так Боги поступают с людьми – не наниматели, не Боссы – они такие же наёмники на сковородке Бога, а ВСЕ люди, занятые деланием внешних по отношению к душе дел, возделывающих одноразовую землю материального – люди наделяются этим как НАКАЗАНИЕМ. Нас секут за наши малодушные усилия, за наши отсутствия ВОЛИ, за слепоту к истине, за потоптанное внутри знание правильного мироуклада. Потому Ван Гог был изгнанником семьи, что его отцы и мать продавали картины, разбирались в ценах, в красках, в художниках. Винсент же просто – знал: что такое творчество и прозревал внеценность создания своих миров и смехотворность кадушечного отношения с миром: от прополки до засолки. Десять миллиардов живут так и даже не подозревают, не замечают от близости: она их ослепляет до того, что люди не понимают: отчего им так плохо работать на Магнитогорском Металлургическом Комбинате: не оттого, что мало денег и начальники дерут как свою тряпку: всех подряд мучает, но за мучением никто не видит происхождения муки, а вся неправильность состоит в том, что люди потихоньку с юности начинают поддаваться внешнему неправильному миру. Все предыдущие поколения проходят и врут о том, как надо жить, хотя они – не знают этого. Потому что тоже в своих юностях попредавали свои чистые устремления. В каждом они были, а они их убили. Неспроста так популярна сказочка про белого бычка и про попа была собака. Их завораживающая непрестанность и повторяемость и необновляемость – есть острый дубль той затянутости, в которую нас – род за родом вовлекает неверное отношение к жизни. Лишь оставшиеся от десяти миллиардов единицы чувствуют перекос, чувствуют, что всюду ложь, что очень много лжи. И есть желание самому – не прибегая к вечному другу – библии – назвать князя мира сего. Знания должны, конечно, нарастать, поэтому приятие прежних религий и философий приближает тебя – к своей собственной (приятие – не как в воду кануть, а как осознание и перевод поэтических образов в мир личных реальных представлений и чувств).

Люди, ну где вы, люди! Я стою в личном лесу и зову всех поделиться друг с другом человечностью. Комбинат бесчеловечен. Я не могу понять: почему он вырос таким? Почему люди так бесчувственны и потакают первому попавшемуся удобству? Как пришло под руку так и положили антиживые плиты потолка и стен, проделали конопатые кривоватые окошки. Ведь завод – это мир наизнанку. Это кишки берёз, это крики грибов, сперма жаворонков, соль полей, сухостой поперёк рта, это оловянные озёра и резиновые караси. Это – антимир, здесь все противоестественно. И знаете: за что это нам и нами придумано?! Да: за слабость каждого перед чёрным сачком неба. Лишь воля каждого подряд, лишь ежедневное противостояние с ленью, сном, незаинтересованностью, лишь поголовная устремлённость в сторону познания, лишь рутина ежедневной воли и творчества спасли бы нас от затопления расплавленным кислородом и от удушения парами олова. Но пока мы слишком слабы. Люди жалеют себя, уже попав в адские лапы своего безволия. То есть жалеют, попав в заведомо гибельное гнилостное болото. Хотя ярчайшая как сварка или солнце табличка на каждой травинке при входе в грибное хозяйство сквозила одним предупреждением: воля и творчество наберут тебе грибов. А лишь присядешь на травку в слишком раннем отдыхе, слишком пожалев себя, слишком незаслуженно расслабься, покури, и тут начнёт расти под тобой болото. Откуда ты всё меньше и меньше будешь видеть и хотеть выхода

Магнитка
00:00-1:30
27мая2003

ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА  © 2002