|
|
В ту зиму веры в ладонях Феликса поубавилось. Он перестал видеть в людях то, на что надеялся и что видел раньше. Его движения в обращении с людьми были такими же, многолетием доведённые до автоматизма: там указать, здесь сделать. Он всё также был способен, проезжая по дороге домой на своём чистеньком автомобиле усадить туда трое-четверо чернорабочих, которые, испив до краешка дна трудовой день, возвращались к жёнам и тёщам. Также готов был пригласить за свой стол любого, кто приходил в его дом: в посёлке он знал каждого, и каждый хорошо знал его. Но внутри, лежа по ночам рядом с нелюбимой теперь женой, он знал, знал это наверняка, что в людей верить нельзя.
Он знал, что скоро уйдёт от жены, бросит её с подростком-сыном. Знал, что та сойдёт с ума, потому как у людей, отождествивших себя с собственной жизнью, одно разрушается вместе с другим. И продолжал думать, вынашивая даже не план, а просто, скорее, решимость, внутренний огонь конкретных действий.
Два дня назад к нему пришли трое проходчиков, похожих друг на друга, как однояйцевые братья. Братьями они не были даже отдалённо, их сблизила до отношений родственности изнуряющая, однодневная, но дающая уверенность в приношении пользы стране, работа. Сблизила их настолько прочно, что даже внешности их стали похожими до неразличимости. Сторонний человек никогда бы не смог отличить их, но Феликс, выполняя функции заботливой матери посёлка, не только различал каждого по имени, но и знал в подробностях судьбу каждого из них. Первый, например, его звали Инокентий, был 50-ти лет отроду и ничего кроме тайги и трёх лет приморской армии не видел.
Обзаводится семьёй он не хотел и долгое время пас по тайге оленей, перемещаясь на списанном ему под личное поручительство бульдозере. Потом произошёл один несчастный случай, о котором он очень не любит распространятся, и он, пережив горе и отрешённость, начал осёдлую жизнь, в 40 лет завёл семью сразу с тремя детьми и сделался проходчиком в шахте посёлка. Второй, родившись в семье проходчика, пошёл по стопам многих предыдущих поколений. Он никогда не ездил дальше районного центра и считал, что ноги его приросли к шахте так крепко, что когда закончиться руда в ней, умрёт и он. Третий, по имени Василий, имел, пожалуй, самую интересную судьбу. Родился далеко, где-то южнее Урала, отец был моряком, а мать была в вечном ожидании мужа, который, приезжая раз в два года, счастливил её очередным братом или сестрой Василия. В семье Василия было семеро детей - из седьмой поездки отец не вернулся. Василий не мог терпеть горя покинутой матери и уехал из семьи. О его скитаниях по разным городам и разным занятиям Феликс и другие жители посёлка догадывались лишь косвенно, из случайных рассказов. Известно, что он работал где-то стрелочником и во время его смены сошли с рельсов сразу два товарняка, после долгого разбирательства он был признан невиновным. Известно, что два года своей жизни он проходил на огромном судне под названием "Денис Ломовой", видел однажды, как баракуты съели живого человека. Около десяти лет работал проходчиком в минском метро, а каждое лето подрабатывал у геологов в Казахстане - он был единственным, по его рассказам, кому они доверяли. Навсегда он, по неизвестным и давно им самим забытым причинам, решил остаться в посёлке Феликса, который выслушав внимательно его историю, нашёл для него самое лучшее занятие - вгрызаться в неподатливую породу первоосновы прочности стоящих ног.
Проходчики пришли с просьбой заменить им шестую вагонетку. Дурная слава о шестой вагонетке распространилась по посёлку за считанные часы после того, как в шахте произошёл этот несчастный случай. Три дня назад в шахту проникло трое мальчишек - по десять-одиннадцать лет. То ли вахтёрша зазевалась, то ли мальчишки оказались чересчур проворные, но они очутились именно там. С ними ничего не произошло, но после того, как их заметили и отловили, бледных и запуганных до такого состояния, что говорить они не начали до сих пор, стало понятно, что в шахте что-то произошло. Что-то из ряда вон выходящее. Когда Василий, собирая оставшиеся вагонетки для того, чтобы отправить их в глубь шахты, нашёл в той, что значилась под номером "шесть", растерзанный труп кошки, он вначале даже не удивился: испуг детей подготовил его к этому. Но что-то в растерзанности этой кошки показалось ему и другим проходчикам странным: совершенно неестественно, прямо-таки порванная кошка, казалось, была ещё живая, когда хрустнул её хребет. Совершенно очевидным казалось, что дети не были на такое способными. Однако от детей совершенно ничего нельзя было добиться. Дело единственный в посёлке милиционер возбуждать не стал, сочтя происшедшее несчастным случаем. Но люди, слышавшие историю из первых уст проходчиков, в несчастный случай не верили и считали, что вагонетка номер "шесть" пропитана каким-то мистическим злом.
Посёлок был устроен таким образом, что вся общественная жизнь велась, в основном, для шахты: люди делились на тех, кто работал в шахте или около неё и тех, кто работал в других местах. Шахта была чем-то вроде цели жизни каждого из посельчан. Все радости и неудачи в шахте всегда разносились по посёлку и стояли наряду с обсуждением погоды и частных историй. В тот миг, когда в шахте отличилось словосочетание "шестая вагонетка", люди уже знали, как к ней относиться. Но убрать или не убрать вагонетку, мог решить только Феликс. Поэтому Феликс знал, что к нему придут проходчики и станут его уговаривать злополучную вагонетку убрать и заменить её на новую. Знал он также, что если он откажет им, что скоро к нему придёт чуть ли не весь посёлок и под разными предлогами начнёт уговаривать его убрать вагонетку. Знал он и то, что если он и в этот раз откажет, люди станут ходить к нему регулярно, потом начнут искоса смотреть, потом перестанут здороваться на улице и будет это продолжаться до тех пор, пока шестая вагонетка не превратится в легенду и люди начнут сомневаться в том, что шестая ли это вагонетка и вагонетка ли это вообще? А вагонетка всё это время будет возить руду из глубины шахты, делая хорошо и людям, и себе, тем, что делает то, для чего создана.
Поэтому Феликс знал, что он ответит горнякам на их вопросы. Старший из них, долго осматриваясь, будто был в гостях у начальника посёлка первый раз, уселся и начал издалека, намёками подбираясь к главной теме. Рассказал, что мальчишки, побывавшие в шахте в тот день, так и отказываются есть, худеют и уже похожи на скелеты, и родители совершенно не знают, что с ними делать. Как только он сделал первый более-менее конкретный намёк на "шестую вагонетку", Феликс прямо спросил о том, зачем они пришли. Феликс всегда любил сразу, или по возможности быстрее прояснять неловкую ситуацию. Получив через некоторые колебания вразумительный ответ, он сказал твёрдое и уверенное, как камень, завёрнутый в один слой бархата "Нет". Проходчики поняли, что им захотелось идти домой, но приличия и благоговение перед строгим, но всё-таки, начальником, заставили их выпить по чашке чая. Потом они ушли с тем, чтобы пробудить в висках простых людей ненависть к "шестой вагонетке".
Но Феликс поступил умнее. Перед тем, как по его расчётам к нему должен придти люд с требованием убрать "шестую вагонетку", он послал в шахту Савелия - человека, которому он больше всех доверял и попросил его заменить на вагонетке число "6" на число "8". Людям, пришедшим к нему, он ответил, что шестой вагонетки в шахте больше нет, не объясняя при этом, как и когда он убрал её оттуда. Люди не поверили вначале, но когда проходчик из каждой семьи подтвердил это известие, успокоились.
Феликсу не нужны были доказательства, ему не нужны были рассуждения - он знал, что в людей верить нельзя. По молодости он верил в то, что сила человеческая, что сила, способная повернуть вспять зло разрушения мирового порядка - она в людях. Вера эта таяла, как тает снег под потоком подогретой парами недр земли лавы. Теперь он знал, что всё вокруг - лишь круговорот, не имеющий ни начала, ни конца. Он знал, что через шесть месяцев после того, как он уйдёт от жены, сердце его схватит слишком сильный рубец, и он не увидит собственного внука…
От глубоких синих и морей
Деревянным притолоком неба
И ключом от белой из дверей
Золотом, покрытым коркой снега…
Стружков Антон, Красково, 23:30-0:50 10-11 января 2002г
|
ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА © 2002 | |
|
|
|