6 июля 2003 г 3:30 - 4:15

Нет, с вами всё понятно. Вы талантливы, гениальны, напичканы всевозможными источниками творчества. Даже ваше говно приятно нести человечеству.
А что делать мне? Мне, не имеющему ни малейшей уверенности не только в себе, но и в самом факте своего существования, ставящего ежедневно под сомнение оправданность собственного бытия. Где я существую: в комке нервов и мяса перед компьютером или в этих самостоятельно набирающихся строчках? Одни вопросы.
Как быть мне, тому, чья степень самоунижения достигла своего апогея в тот момент, когда я произнёс первое слово: «отдай!»? Тому, кто слишком просто ведётся на всевозможные соблазны, растления и прочую шелуху. Когда я был совсем несмышлёным, я вправе был ещё внутренне оправдать отдачу соблазнам тем, что не имел ещё представления об их низменной природе. А теперь что? Где теперь механизм, который, по моему детскому представлению, должен был сформироваться уже к 2000 году, который должен уберегать меня от бесвкусицы, вульгарности, заблуждений, лености и проч.? И был ли я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО уверен в том, что уникальная и неповторимая моя личность спасёт человечество? Или человечество перевернулось с ног на голову, как какой-то великан-инфантилист, и, не подумав обо мне, перестало нуждаться в своём спасении?
А я расслаблен. Расслабленность в высшей мере приносит не ничегоделание, как могли бы предположить моралисты, а именно ежедневный, рутинный труд. Нет ничего более отупляющего сознание, разрушающего живую связь с реалиями мира, чем ремесло. Ремесло – это такой набор знаний и действий, который сформировался за время существования человечества и направлен на получение какого-либо конкретного результата. Рамки ремесла всегда определяются способностями его носителя. Конечно, каждый носитель уникален: кто-то штопает носки, а кто-то их изобретает, но сущность ремесла определяется скорей не уникальными носителями, а среднестатистическим, таким, под кого подобрана программа обучения ремеслу.
И вот именно ремесло приносит узкость взгляда на мир. Именно ремесло старательно закрывает нам глаза от того, что в действительности происходит с нами и вокруг нас.
Я думал, что обретя несколько ремёсел (чем не убеждённость в этом – два высших образования диаметрально противоположной направленности), я смогу обойти эту зашоренность и костность существования. Однако... <-- /Здесь, разумеется, должно стоять пресловутое «однако»/ Однако, можно, как оказалось, пропагандировать, и небезуспешно, в том числе и применительно к моему мировоззрению, идею о том, что человек может учиться до конца своих дней, но так и не достичь какого-либо результата. Можно ли уверить меня в том, что почти 20 лет, которые я учусь, миллионы килокалорий, ушедших на умственную деятельность, и прочие ресурсы прошли, как паровоз вдоль перона – громко, значительно, но мимо? Опять логически прихожу к вопросу о смысле моего личного бытия. Не бытия вообще или бытия человечества, на такие вопросы либо не стоит замахиваться, либо ответы слишком рядом, а бытия моего, личного, подстроенного под меня и созданного мной. Не то, чтобы счастье, которое я обрету вместе с находкой того положения, в котором я буду соответствовать самому себе, для меня реально, нет, скорее можно даже предположить, что в этом положении я должен, скорее, страдать (это предположение сделано от склонности к душевному мазохизму, который часто, особенно раньше, порождал и физический, в какой-то мере). Но то счастье, которое обретётся в поиске и находке, скорее будет метафизическим, безотчётным и, следовательно, неконстатируемым. Т.е., где-то, очень глубоко один Антон будет спрашивать другого Антона, счастлив ли он. И тот, второй, будет отвечать ему: «да. Только не говори никому». И я так и не смогу узнать, что я счастлив.
Неоднократно, где-то внутри себя, я высказывал предположение, что состояние, в котором я соответствую самому себе, в котором поиск приобретает свою наивысшую фазу - находку, не может быть стационарным. Т.е., найдена будет не константа, а формула, в которой подстановки текущего времени, внешних переменных и случайных величин дадут правильный результат – руководство к действию. Когда я твердо буду знать, что делать в тот момент, когда это решение нужно принимать. Тогда, когда я совершенно не в состоянии буду объяснить свой поступок, но рука не дрогнет ни при выборе красок, ни при рисовании первой и последней линий. Возможно, я обречён на вечное движение, как акула, у которой нет плавательного пузыря – если она не будет двигаться, она утонет (нужно очень хорошо воображать себе, что такое детское сознание для того, чтобы узнать, насколько меня поразил в своё время этот факт). Вполне предположимо даже, что это движение – это и есть сам поиск. Т.е., смысл моей жизни в том, чтобы его искать. Заметьте, здесь нет логического противоречия, ведь понятие «смысл жизни» - метафизическое, всё, что про это толкуют философские словари не лишено какой-то дефектности.
Но спать и видеть сон про то, как ты спишь, это одно дело. А жить в реальности, которая подрывается каждый день только от того, что ты пересматриваешь свой взгляд на вещи по десять раз на дню, которая разрушается от того, что выстроенная тобой, сложная система изначально выросла не из тех корней и от этого тонет, превращаясь в загустевший солярисовский сахарный сироп? Как это? Как не быть смятым в тисках поминутного землятрясения, когда каждый может быть и ненавидим, и любим одновременно, когда кусок дерьма выдаётся за предмет искусства, а предмет искусства становится просто чёрным квадратом, запечатлённым на спинке кровати (в детском саду, когда мы ещё не умели считать, кровати обозначались не числами, что гораздо более естественно для советского общества, а простейшими геометрическими фигурами разных цветов), когда человек делает деньги, а новые люди появляются из потрёпанных денежных купюр? Но самое страшное из всех этих «как» это то, что происходят они не в каком-то внешнем мире, к которому можно привыкнуть и от которого можно всегда в крайнем случае уйти, а в собственной голове.

ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА  © 2002