мальчик шёл по тротуару, а потом его не стало

ПУТЕШЕСТВИЕ ГЛАЗА
(стр.54)

(ошибка из-за вовлечения личной мысли в общественную работу)

парикмахерша раньше стригла собак, потом стало выгодней стричь людей, и она перешла на людей. Было смешно. Посетители боялись, когда она стригла, углубляясь в ризеншнауцеров, в маникюр для такс, в бриолин для боксёров, и взахлёб вспоминала: как победила на конкурсе, сделав химическую завивку колли. Директор накричал на парикмахершу, чтобы она молчала, а когда она не смогла справиться (клиенты сбегали на рассказе про блох и вшей), то директор разорился и купил работнице сосательных конфет от курения, чтобы она грызла и молчала. Парикмахерша поела этих леденцов и со временем перестала болтать, затаилась.
Она много молчала, из-за чего внутри накапливались мысли, потому что ощущения и размышления не тратились на сиюминутные слова. Они копились и оставались. Через некоторое время парикмахерша могла уже довольно сносно размышлять вслух о человеческих поступках, о том, что животные – чище людей, потому что лишены мыслей. Ей стало тесно в узкой комнате: не с кем было обмолвиться настоящим словом: напарницы весь день болтали о стойких красках, лысеющем муже, лохматом сыне. Болтая, они всё выговаривали и ничего не сберегали внутри. А бывшая собачья парикмахерша сосала табачные леденцы и копила мысли и понимание. Её словно несло к следующим и следующим вспышкам откровений. Она стала безрадостно ходить на работу, потому что – кроме еды – потеряла смысл заработка. – Вот зачем бог дал желудок – как не для привязи к материальности?! Дышать и пить можно всюду: для этого достаточно просто тела и ходьбы по миру. А зачем мне желудок?! – Мучилась парикмахерша, и на память являлись чавкающие бошки собак, которых накармливали перед стрижкой, чтобы они, разомлев, сидели, не сопротивляясь, тихо: – Но, ведь, не дай мне желудок – нет гарантии, что я так же задумывалась бы над жизнью. Может, наш желудок, – парикмахерша мысленно держала его жирный хвост на ладони и смотрела, как он переливается перламутром – это вечный камень привязки к реальности. Чтобы было от чего отказываться, из чего вылупляться, скажем.
Парикмахерша стояла молча, мучилась и стригла волосы по форме своих ощущений: её вдохновенное мучение передавалось в причёски. Парикмахерша не понимала: как её мысли переходят в причёски, но люди быстро её разрекламировали: к ней стали записываться на приём. Однако, постоянно она не могла думать так строго к себе, тогда клиенты уходили не удовлетворёнными. Люди хотели от парикмахерши, чтобы она со всеми ними думала одинаково высоко. А парикмахерша была и шутница и фантазёрша.
Однажды она стригла чиновника из министерства (а с утра у неё было хорошее настроение, ведь солнце лепило снежки). Парикмахерша стрижёт строгого мужичка и в шутку вспоминает, как стригла пуделя Диму, а он вырвался, покусал ей ножницы, обслюнявил расчёску, одеколон разбил. Парикмахерша одушевлённо болтает, руками делает, а потом поздно смотрит и видит, что постригла чиновника, как пуделя. Она бросилась смывать кудряшки, пыталась расправить локоны, но время шло, и стало уже невозможно скрыть от чиновника, что он стал пуделем. Парикмахерша мужественно собрала в душе свои документы и уволилась. Она открыла чиновнику глаза, и они вместе стали смотреть в зеркало: сначала смотрели на седые кудри по всей голове, потом смотрели на глаза друг друга. Парикмахерша смотрела серьёзно и видела: как глупа бывает жизнь. Чиновник смотрел и видел: как глупа бывает женщина. И неправды не было

ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА  © 2002