мальчик шёл по тротуару, а потом его не стало

ПУТЕШЕСТВИЕ ГЛАЗА
(стр.84)

(в сознании без чувств)

у Василины давно не было мужчины. Предлагаться не умела, красивой не была. До 50 лет на неё ещё оглядывались, и, если заговаривали на улице, то уходили только утром. Но она не очень умела ласкаться в постели, и мужчины не возвращались: всегда были только новые. Василина не умела обволакивать женским, не знала что говорить, и мужчинам приходилось самим себя подбадривать, как идущим на верную смерть. Она это понимала, но не находилось в ней ни к кому сочувствия, радости. Она как из резины была сделана: безразличная, физичная. Не было мужчины, который бы мог сказать: – Я подошёл к Василине близко. – Василина в каком-то своём прошлом приучила себя жить без чувства: что-то ударило её молнией, что-то больное она отгородила от себя, решив воспринимать всё с бесчувственностью. Но никто не вдавался в Василину.
В 53 года Василина подпустила к себе мужчину и лежала с ним в своём доме. Он дышал к ней вплотную, двигался и заодно осматривал комнату, потому что Василина принимала его действия без эмоций. Она лежала под ним, пошатываясь от его силы, и думала без боли – как только и можно о таком думать и не умереть: – Зачем это со мной так? Мне бы знать. А я – нет; только слышу с чужих слов, что, если бы я чувствовала происходящее – было бы ото всего больно, а так – мне просто всё неясно. Но я не безразличная – я различаю: когда меня хотят, когда мужчине становится хорошо после меня, когда он недоумевает, что я безответна: я всё осознаю! Миша! – Сказала она мужчине, словно очнувшись: – Может, я – уродка? – Нет! – Стал шептать Миша в радости, что она хоть опомнилась, а то он лежит как с резиновой тёплой женщиной: – Нет, ты красивая. – Нет, Миша, я – другая уродка: я чувствовать ничего не могу. Но я вместо этого всё понимаю. Твою похоть я не чувствую, как свою, а – понимаю, что она – есть; и тебя – не чувствую, что ты весёлый или занудный, но я хорошо понимаю: какой ты. – Значит, ты – чувствуешь! Будь скорей моей женой! – Сказал Миша и сжал её кулаками: – Василина, а?! – Нет у меня чувств, пойми меня, Миша, пожалуйста, пойми! Я только головой понимаю, а не этим! – Василина ткнула в жиденькую грудь: – Я даже сейчас – смотри – заплачу, но слёзы будут литься из головы, а ощущений моих – кто мне недодал? Не могу я никого обманывать! Спи со мной, Миша, но – уходи. Дай дожить без лжи. Ведь, Миша, слушай, я и в чужие чувства ни в какие не верю. Я думаю, что все – только думают, а не чувствуют. А мне больше нечем мир, кроме себя, мерить и видеть.
Василина дотерпела, пока Миша завершит, и выплакала свои мысли слезами. Слёзы, содержа успокоительное вещество, снимут мыслительный спазм – Василина знала и позволяла себе плакать; после слёз приходил детский беззаботный сон с мягкими кочками: голова по ним ухает и тает. И очень сладко сглатывать, засыпая, слюнку с особым вкусом своих слёз, кулачки прижимать к подбородку, подворачивать пальцы, сглатывать и в своей телесности почему-то находить особое какое-то чувство, которого нигде и нет

ЛИТЕРАТУРНАЯ СЛУЖБА  © 2002